А. Иванов "Золото бунта"

Впрочем, мы и про историю других земель тоже мало знаем; исключение составляет, пожалуй, одна лишь Малороссия, да и то в основном благодаря Гоголю. История же остальных регионов нашей необъятной родины рассматривается нами исключительно с точки зрения участи или неучастия того или иного региона в общеимперской деятельности, причем по большей части в военное время. Взять вот хотя бы учебник по истории: как война, так пожалуйста – тут тебе и Смоленск, и Нижний Новгород, и Ярославль, а потом еще и Севастополь, и Владивосток с Порт-Артуром, а как мирное время – так Москва–Питер–Москва. Ну, может быть, где-нибудь на полях мелким шрифтом напишут про нижегородскую ярмарку, которая своими масштабами с легкостью затмевала все прочие ярмарки, в том числе и московскую, а больше ничего. А ведь учебники-то у нас – одни на всю Расею, и взгляд на историю, как ни крути, тоже один – столичный.

И тут вдруг, откуда не возьмись, появляется самобытный и независимый А. Иванов и начинает говорить о том, чего ни в учебниках не прочитаешь, ни в кино не увидишь. И причем излагает четко, интересно, с массой бытовых деталей и подробностей, прописывает психологию персонажей, закручивает сюжет, то есть делает то, что пресыщенные столичные авторы зачастую делать ленятся.

Для “Золота бунта” А. Иванов выбрал время не столь далекое, как для “Сердца Пармы”, “всего лишь” 19 век, аккурат после пугачевского бунта, а местом действия романа стала приуральская река Чусовая, с расположенными по ее берегам заводами и шахтами. И на роль главного героя на сей раз А. Иванов избрал не одного из власть предержащих, а рядового участника исторических событий – молодого сплавщика Остафия. Роман начинается с того, что отец Остафия гибнет во время сплава по Чусовой и уносит с собой в речную могилу тайну пугачевского клада, который был закопан последними оставшимися в живых бунтовщиками при его непосредственном участии, и сразу же после смерти старого сплавщика по реке расползается гнусный слушок, что, дескать, отец Остафия на самом деле не погиб, и что он специально разбил судно о камни, чтобы все его считали погибшим, а сам тем временем спокойно вырыл клад и уехал с Чусовой. Остафий, конечно же, наветам не верит и всеми возможными способами пытается восстановить честь своего отца.

Но задачка оказывается не из самых простых. Слишком уж много сплелось вокруг проклятого золота лже-царя Петра Федоровича: тут и старые отцовские недруги, и недобитые разбойники, и последние языческие шаманы, и таинственные раскольники совершенно непонятного толка, не говоря уж об официальных властях, которые тоже не прочь дотянутся до золота. И у каждого участника событий есть своя тайна, но отнюдь не каждый готов раскрыть эту тайну вспыльчивому и простоватому Остафию. Так что ему придется в одиночку вести настоящее детективное расследование, раскрывая зловещие тайны прошлого и не менее зловещие загадки настоящего. По ходу дела ему доведется узнать массу нового о древних верованиях вогулов, населявших реку до прихода русских, о странной ереси истяжельцев, живущих в глубине сибирской тайги, о собственной судьбе и о собственной вере...

В принципе, такое детективно-историко-философско-религиозное повествование сильно напоминает “Имя розы” Умберто Эко. Но итальянцу все-таки было проще – время, им описываемое, оставило после себя немало письменных источников, научных комментариев на источники, не говоря уж о многочисленных художественных произведениях, посвященных этому периоду. У нас же с источниками дело обстоит гораздо хуже, а из литературы лично я могу вспомнить только “Каменный пояс” Федорова про историю уральских заводов (но там про раскольников упоминается совсем мельком), да Мельникова-Печорского с его романами о раскольниках (я, кстати, начинал читать мельниковский “В лесах”, но не сдюжил, больно уж скучно он пишет, но, тем не менее, как исторический источник он, конечно, вне конкуренции). Так что совсем уж без предшественников не обошлось, но на фоне А. Иванова они, конечно, выглядят слабовато. Особенно по части философско-религиозной. Хотя А. Иванов на это дело не особо упирает, тем не менее, про раскольников, их взаимоотношения с православной церковью и внутренние разногласия сказано немало и вполне объективно, что редкость для нашей литературы, обычно жестко принимающей сторону официального православия (вспомнить хоть “Петра Первого” А. Толстого).

С другой стороны, главный герой особо не заморачивается на сложные религиозные темы – он, в конце концов, человек действия, живущий по принципу “сначала ввяжемся в драку, а потом посмотрим”. Честно говоря, ближе к середине романа простота и незатейливость Остафия начинают изрядно раздражать, и чем дальше, тем больше. Нет, он, конечно, не зря постоянно разбивает себе лоб и все-таки под конец начинает что-то понимать о себе и о своей непутевой жизни, но только происходит это немного поздновато, когда он уже наломал таких дров, что мало не покажется.

А в целом книга оставила по себе впечатление немного затянутой. То ли из-за долгих описаний, то ли из-за чрезмерной запутанности сюжета, то ли я уже отвык уже от столь обширных и сложных текстов, не знаю. Но, несмотря на это, книга Иванова вышла впечатляющая. С сибирским размахом и широтой, с таежной свежестью. Я, прочитав “Золото бунта”, в очередной раз ощутил, насколько же затхлая атмосфера у нас в Москве, причем во всем: в литературе, в музыке, в политике, да даже и в религии – где наши Аввакумы и Никоны? где новые Бердяевы и Мережковские? Нет ни тех, ни других, ни третьих с четвертыми, даже обидно как-то. И начинаешь завидовать пермякам – у них вон А. Иванов есть. А там, глядишь, и еще кто-нибудь подтянется, и, может быть, не только в Перми, страна-то все-таки немеренная. Надоело уже это постоянное Москва-Питер-Москва. Надеюсь, теперь, после успеха А. Иванова, наши издатели начнут замечать региональных авторов и работать с ними.