В. пелевин, «Шлем ужаса»

 Участники чата пытаются понять, где они оказались, почему они здесь оказались, какой в этом смысл, что такое смысл, зачем вообще он нужен, этот смысл, в чем разница между смыслом и бессмыслицей, а также что такое лабиринт, где находится лабиринт, почему лабиринт имеет форму лабиринта и может ли лабиринт быть частью самого себя. На самом деле, ни о чем таком герои, конечно, не рассуждают, потому что на самом деле никаких героев нет, а есть лишь черные буковки на белом фоне. А как могут черные буковки друг с другом разговаривать, а?

При чем здесь шлем ужаса? А ни при чем. Ну разве что: шлем ужаса – это то, что носит на голове Минотавр. Почему греческий персонаж вдруг обзавелся скандинавским головным убором, никто не знает, да и какая в сущности разница, ведь и Греция, и Скандинавия – это лишь линии на географической карте, а какие у линии могут быть персонажи, а? К тому же шлем ужаса на самом деле (ну, конечно, настолько, насколько словосочетание «на самом деле» применимо к пелевинскому тексту) представляет собой некую чрезвычайно сложную конструкцию, внутрь которой «с трудом пролезает кулак». Отсюда возникает вопрос: куда девается голова Минотавра, когда он нахлобучивает на нее шлем ужаса? Хотя после того, как выясняется, что и сам Минотавр с надетым на него шлемом содержится внутри одного из элементов шлема ужаса, все сразу становится на свои места (а заодно становится понятно, куда девается голова читателя, взявшего в руки книгу Пелевина).

Пользуясь случаем, Пелевин продолжает гнуть начатую еще в «ДПП(нн)» линию на деконструкцию французских деконструкторов. Чем ему так насолили французы, не очень понятно – наверное тем, что их чтение на нормального человека нагнетает дикую тоску, а читать их все равно приходится – потому что так принято в приличном обществе и потому что человек, не читавший французских деконструкторов – это «темнота некультурная» и быдло. А еще, наверное, за то, что при соответствующем дотировании французские философы и их разноплеменные ученики способны вырабатывать дискурс на любую тему, в любых объемах, любого цвета, вкуса и запаха. И, кстати, не стоит видеть в «дотировании» элементарную страсть к стяжательству денежных знаков, ведь почет и слава то же есть форма дотации (ну а то, что почет и слава легко конвертируются в звонкую монету… ну что тут поделаешь, специфика интеллектуальной жизни).

А потом, раз французы сделали себе имя на тотальном развенчании всего и вся, то применение к ним их же методов суть реализация революционного принципа: «экспроприируй у экспроприаторов». Только в отличие от купцов и фабрикантов французские деконструкторы на экспроприацию в отношении себя ни капельки не обижаются, потому что знают одну простую вещь: какие операции над пустотой не проводи, она все равно останется пустотой. А деконструкция пустоты есть ни что иное как взятие производной от пустоты – операция по сути своей бессмысленная. Хоть ты даже из нее вторую производную возьмешь, хоть третью, хоть тридцать третью, в результате все равно “из ничего не выйдет нечто”. Так что французы последовательно придерживаются принципа “подеконструировал сам, дай подеконструировать другому”.

Вы спросите: а какое отношение имеют французы-деконструкторы к лабиринту, Минотавру и шлему ужаса? Да никакого! Нет, ну при желании их, конечно, можно к этому делу приплести (в конце концов, сами же французские философы четко доказали, что любые две вещи можно связать друг с другом – это всего лишь вопрос дотирования), но такой дискурс, в свою очередь, тоже может послужить источником для деконструкции, и так без конца и без начала, порождая  лабиринт переходящих друг в друга деконструкций.

Все-таки нехороший человек – господин Пелевин. Пишет книги, которые совершенно невозможно комментировать. Либо сбиваешься на прямое цитирование, либо «растекаешься мыслей по древу». Есть, правда, еще крайний вариант – можно Пелевина раскритиковать в пух и прах, обвинить в цинизме, гедонизме и буддизме, но для этого надо относится к Пелевину и его текстам серьезно, а как можно серьезно относится к тексту, в котором несколько чатописателей размазывают по страницам кашу про лабиринты, Минотавров и прочие шлемы ужаса? Пелевин – это просто чемпион писательского айкидо – с какого бока на него не напрыгнешь, тут же под действием собственной инерции полетишь в лужу, а он так и будет стоять спокойненько, и даже не шелохнется. Так что я очень сочувствую тем детям, которые будут в школах будущего писать по Пелевину сочинения. Хотя, с другой стороны, дети в будущем ведь тоже будут не промах. Они просто сядут за клавиатуры и начнут гнать пургу, то есть, простите, дискурс, вроде того, что я сейчас пишу.

Что еще можно сказать по поводу очередной нетленки писателя? Ой, да еще множество всего. Можно проанализировать развитие пелевинского стиля (ведь включение в него языка сетевых «падонков» – новая ступень в авторском развитии!), можно погадать о том, что же все-таки произошло в финале повествования (мой вариант: пришел Тесей и всех прогнал), кто такие карлики, которые сопровождают Минотавра (то ли это Фобос и Деймос, то ли очеловечившиеся вороны Одина), с кем из персонажей ассоциирует себя автор (вариант «да со всеми сразу и с каждым в отдельности» с ходу отвергается как обладающий низкой дотационноспособностью), да мало ли о чем еще можно поговорить. Только что толку? Ведь это ни на секунду не приблизит нас к разгадке лабиринта, содержащегося внутри шлема ужаса. Почему? Да потому что на самом деле никакого шлема ужаса не существует! Правда, загадка лабиринта внутри шлема ужаса от этого факта существовать отнюдь не перестает. Ведь “то, чего нет, может вступать с собой в любые мыслимые и немыслимые взаимоотношения, поскольку этих взаимоотношений все равно не существует нигде, кроме как в шлеме ужаса, которого на самом деле нет”. Добавить к этому совершенно нечего. Кроме одного: пора, по-моему, в сетевой язык добавить новую фразу, выражающую восторг и потрясение “афтар ты пилевин”.