Doom: экранизация игры

вкл. .

Фильм DOOM эксплуатирует старую тему проникновения в наш мир абсолютного зла путем вселения в отдельно взятый человеческий организм (вирус, паразит, генная мутация) с последующим распространением в человеческой популяции.

Своего рода современная вариация древних легенд об оживших мертвецах, злых колдунах и одержимых. Тема вечно актуальная, спору нет. Тем более что она затрагивает весьма и весьма сложный вопрос о пересечении между злом внешним и злом внутренним, живущим в человеке. Практически во всех историях такого рода злу для проникновения в наш мир требуется либо добровольное согласие жертвы, либо нарушение в корыстных целях каких-то правил (вошел не туда, взял то, что не надо было брать, а от современной версии неудачливых волшебников - ученых, заглянувших за грань дозволенного и поплатившихся за это, давно рябит в глазах). В фильме “DOOM” эта фабула отыграна по полной программе: сначала ученые занимаются злодейскими экспериментами, потом изобретенная ими зараза распространяется, и в конце... Ладно, не буду спойлерить, скажу лишь, что в финале не обошлось без упоминания врожденной человеческой склонности ко злу (правда, получилось довольно натянуто – беготня по темным коридорам режиссеру удается заметно больше).

Все это, конечно, здорово, но ведь первая и вторая часть игры были совсем не об этом! Не было там отдельного представителя сил зла, не было проникновения зла в наш мир, а ведь это важнейшая часть вышеописанного сюжета – напряжение в нем строится именно на том, что в обыденную, совершенно обыденную действительность проникает нечто инфернальное (см. практически все книги Стивена Кинга) и напряженность строится на контрасте между привычной реальностью и чем-то чуждым, запредельным, тем, чему не должно быть места в нашем мире. А вот в игре отыгрывалась абсолютно противоположная ситуация – ученые открыли проход в иное, адское измерение, после чего инферно начало поглощать окружающий мир и преобразовывать его в свое подобие. Герой игры бродил в одиночестве (еще раз – в одиночестве!) по совершенно иному миру, миру абсолютного зла, ненависти, уничтожения, что подчеркивалось буквально всем, появляющимся на экране монитора – кто играл, тот помнит. В каком-то смысле главный герой, морской пехотинец, представлял собой своего рода современного Данте, путешествующего по кругам ада с дробовиком наперевес (и картой вместо Вергилия).

В общем, фабулу игры в фильме зарубили напрочь. А ведь как было бы красиво – снять все один в один как в первой и второй игре: рвы, заполненные ядовитыми отбросами и лавой, тупые монстры, убивающие друг друга, окровавленные колья и груды черепов. И – один, обязательно один, герой, прокладывающий себе путь бензопилой, дробовиком, пулеметом и ракетометом. Снять крупным планом его озверевшее лицо, когда он палит направо и налево или режет врагов бензопилой, снять, как он дрожащими руками тянется к аптечке, вкалывает лекарство и его раны на глазах затягиваются, снять радость на его лице, когда он натягивает на себя новый комплект брони или оборачивает вокруг талии пояс с зарядами для дробовика. Показать, как с каждым пройденным уровнем его движения становятся все более четкими и уверенными, как он учится справляться со все более страшными монстрами, как он постепенно превращается в машину для убийства демонов.

А еще можно показать его чуткий сон, где-нибудь в закрытой маленькой комнатке, и как ему снится голубое небо, зеленая трава, родной дом где-нибудь в Техасе или Оклахоме, лица родителей и друзей, а потом, с каждым новым уровнем, эти сны бледнеют, растворяются и потом ему не снится вообще ничего, либо снятся все те же коридоры, монстры, перестрелки... И когда он выполняет последнее задание и убивает самого-самого страшного монстра, ему становится ясно, что возвращаться ему некуда, что ад для него стал домом, и тогда он занимает место самого-самого страшного монстра и ждет, когда же в ад спустится новый герой. А для того, чтобы добавить интереса этой игре, приказывает спрятать в разных местах ада патроны, аптечки и броню.

Понятно, что вряд ли кто-нибудь когда-нибудь снимет такой фильм. Ведь здесь нет ни интересных характеров, ни хитросплетений сюжета, ни возможности отпустить пару-тройку тупых шуток, которые столь впечатляюще звучали в устах Сталлоне или Шварцнеггера, ни любовных перипетий, ну разве что можно вручить герою фотографию любимой девушки, на которую он будет любоваться во время редких привалов. Да и зрители такой фильм не оценят и начнут разбегаться где-нибудь на пятнадцатой минуте. Но одно могу сказать точно – такой фильм гораздо лучше бы передавал суть DOOM'а и подобных ему шутеров.

Опубликовано на npj.ru 2006–01–22